Фамилия моя Колесников Анатолий Яковлевич. Я доцент, кандидат исторических наук. Ну что еще сказать? Заслуженный пенсионер.

Расскажите немного о себе. Как у вас проходил выбор профессии?

А, ну вот профессии. Ну, во-первых, в детстве, в детстве я ни о чем не мечтал. Мне казалось, что все идет хорошо. Кончил школу, меня заставляли родители поступать в музыкальное училище, потому что я учился в музыкальной школе по классу фортепиано. Не любил я это дело. Вот хоть верь, нет. Вот тут у меня, видишь, это я себя ручкой, вот тут вот палец порезал и тогда не надо было ходить в музыкалку. И хорошо. Да еще такая папка была огромная, нотная, ужасная. Но тем не менее, надо было. Отец настаивал. Да, это и хорошо, что это было. Закончил я школу, и меня сразу родители послали поступать в город Ровно. Это западная Украина. Почему в Ровно? Потому что, первое, я сам с Украины. А во-вторых, там уже учились две моих соседки. Ну и меня туда послали. Я приехал поступать. Я на первом экзамене, который называется сольфеджио, я на сольфеджио получил два. И все, и спокойненько поехал домой. На следующий год мне сказали: «Нет, ты снова поедешь». Я поехал. Сольфеджио я сдал нормально, на отлично. Русский написал. А на истории, последний экзамен, меня срезали просто. Я решил, вот так, тогда я буду заниматься историей.

Но перед этим я попытался поступить в летное училище, потому что сосед приехал с армии в лётной форме, я его фуражку поносил и решил, что буду лётчиком. Но меня не взяли по зрению. Сразу отшили. После этого я был призван в ряды Красной Армии. Правда, поработал немножко в школе учителем пения. Я ходил на эти занятия с аккордеоном. Такая, тут клавиши, а тут пуговички. И я с собой носил. После этого, поработал еще пару месяцев я слесарем-электриком и пошел в армию.

Кончался срок армии. Я три года служил тогда еще, это последние были, потом уже пошли по два года. И, конечно, стал вопрос, а что после армии делать? У меня был друг Скипин такой, Толя. Он говорит: «Давай поедем, поступим». Я сразу сказал, я на истфак иду, потому что меня на истфаке завалили по истории. Я иду на истфак. А он говорит: «Я на филфак». Ну, сели мы, взяли справочник, посмотрели. Вот. Нам разрешили ходить на подготовительный курс, это в армии. И выбрали мы Ташкент. Почему? Во -первых, одеваться не надо. Яблоки дешёвые и вообще всё дешёво, в общем едем мы туда. Пришли к командиру полка, докладываем, что мы выбрали Ташкент. Он говорит: «Вы что дёрнулись, что ли? Я оттуда 10 лет пытался урвать, дочку еле вытащил. Вы какой Ташкент? Идите думайте». Пошли мы думать. Ну, решили поступать во Львов, в университет. Но там прием экзаменов и занятия на украинском языке. А мой Толя Скипин украинского не знает. Я-то знаю, а он нет. Ладно. Москва - нет, Москва - нет, это нет. Поехали в Ленинград? Да, поехали.

Вот так мы поехали в Ленинград. Я приехал сюда, Толя пошел в общежитие и подал документы на филологический, а я на исторический. Ну, я был сержантом, а он меня тут знаки отличия всякие были, там классность, я радистом служил. Всё было очень красиво. А я ещё был членом партии. И когда я сдал, значит, первое было сочинение, я, как сейчас помню, про Павла Корчагина я писал. Ну, более-менее там нормально, четыре мне поставили. А на английском языке, не на истории (естественно, я получил пять), потому что я был членом партии, я был из рабочих, я был во служившей вооруженных силах, а тогда еще разнарядки были. Столько-то процентов должно быть. Ну и понятно, что. А на английском языке, я его, как не знал, и до сих пор не очень хорошо знаю. Вот единственное, что помню, сижу в аудитории, а было два преподавателя: такой Пекин был, председатель комиссии, и еще какая -то женщина. И когда я у женщины посидел, она какие-то дурацкие вопросы задавала, я по-дурацки отвечал. А он спрашивает у нее (я это понял на английском языке): «Ну что там у него». Она говорит «ту». Я думаю ту, это даже в Африке два, я понимаю. Ну в общем три мне поставили. И балла не хватает. И тут Владимир Васильевич Мавродин[1], он был тогда деканом и заведующим кафедрой истории России, он как -то сумел… В общем, пробил он мне дополнительное место, а я поступил на истфак, на исторический факультет. Всё. С тех пор, с 1965 года по 2024, я вот в этих стенах, я никуда не уходил. Вот в этот выбор моей профессии.

Давайте тогда поговорим немного про университетскую жизнь. Как проходила учеба вообще в это время? Какая была атмосфера?

Вообще, понимаешь, это было время ну, 1965-й, 1968-й, 1969-й, 1970-й год. Это так называемый застой. Ну, в общем-то, в материальном смысле я не скажу, что мы как-то страдали. 30 рублей была у меня стипендия. Когда я пришел к замдекану, к замдекану Владимир Игнатьевич Легкий[2] такой был, он сидел в 60-й аудитории, курил, у него мундштук длинный. Я говорю: «Владимир Игнатьевич, я после армии, мне бы на работу устроиться». Нашел вот здесь в академии тыла и транспорта, дежурным электриком ночным. Ну, все замечательно. Он говорит:

- Вы на каком курсе?

Я говорю:

- На первом

- Так, сессию еще не сдавали. Сколько вас стипендия?

- 30 рублей.

- Ну, миленький, рубль в день вам вполне хватит.

По идее, да. 50 копеек стоил комплексный обед: первое, второе, компот, булочка, все как надо. Завтрак 11 копеек, чай 3 копейки с сахаром, без сахара 1 копейка. Можно было взять винегрет, сосиску. Это вообще мелочи. И на вечер еще оставалось иногда и кружечку пива выпить. Так что вполне. Но все равно я потом устроился на работу дежурным в женское общежитие строителей. Это была другая эпопея, о ней я рассказывать не буду. Это было что-то. 62 рубля 50 копеек я получал в месяц дополнительное. У меня 30 и 60. 90 рублей. Я почти как инженер получал. Так что материально. Ну и родители. Иногда картошки пришлют, иногда там картошка, лук, чеснок и еще что-нибудь. В общем, нормальные деньги. Они не богаты были, прямо скажем. А вот прямой поезд был с Украины, я получал и мы устраивали праздник в общежитии. Во-первых, общежитская. Нас было в комнате на первом курсе шесть человек.

Где вы жили?

Вот угол Мытнинской набережной и Добролюбова. Там сейчас гостиница с видом на этот самый Зимний дворец. Вот с той стороны жил Толстиков, секретарь обкома партии. В общем, такое место было известное. Это бывший публичный дом. В общем, ну нас было шесть человек. Разные мы были. Ну вот, так что это было общежитие, веселая пора.

Ну, во-первых, колхоз. Ну, колхоз я не поехал в первом курсе. Нас спустили отстраивать Главленинградстрой, угол Невского и Адмиралтейского. Огромное здание. Мы там разбирали завалы, в общем, там месяц мы потрудились на благо, уже не знаю кого и чего. Но потрудились.

А так, в общем-то, ну, удовольствия было очень много. Во-первых, мы все были молодые. Во-вторых, у каждого были какие-то таланты. Я играл на фортепьяно. Мы каждого апреля месяца, ну когда как, когда первого, как выпадает апрель месяц, это нас был день историка. В лектории мы устраивали концерты. Да еще такие, что на несколько часов, два-три часа были. Есть фотографии, я их с удовольствием пересматриваю. Здоровые мужики, мы пляшем, пингвинчиков сделали в белых рубашках, в черных брючках. И аккомпанировали. В общем, всё было интересно. Праздновали мы очень хорошо праздники.

Ну что ещё сказать? Конечно, занятия. Занятия старались мы не пропускать, особенно первый, второй, третий курс. Дальше было сложнее. Я скажу почему. Потому что меня избрали в партбюро, да ещё замсекретаря партбюро по оргработе. Я взносы собирал. А преподаватели не спешили принести. Ты ходишь за ними, отдай. Это ж надо было время находить. Поэтому не всегда на занятия удавалось ходить. А так, в общем-то, начальные курсы, конечно, это было: Фролов Эдуард Давидович[3]. Ну, я уже говорю про Мавродина Владимирова Васильевича. Это вообще-то была, конечно, сказка. Его слушать было очень интересно. А на семинарах он ко мне обращался: «Толя, а вот вы с Украины, знаете, что такое жито?» Я тут ему начинаю рассказывать. Всё было, конечно, здорово.

Кстати, когда меня оставили, я не собирался оставаться работать в университете, потому что меня было место инструктора райкома партии у меня на родине, в Сумской области, в городе Рамны. Я думал туда поехать. Но руководство факультета, в том числе мои учителя, решили иначе - оставить меня здесь, в университете.

А у меня-то прописки нет. Владимир Васильевич сел в недавно купленную «Волгу», поехал в райком, в горком партии, привез бумагу, на которой на моем заявлении написано «прописать в общежитии». Я пять лет, Мариночка, я на пятом курсе на выходе, я женился. Вот встретил на факультете девочку плачет.

- О чем плачешь?

- Не могу сдать немецкий

Я говорю: «Я тебе помогу, выходи за меня замуж». Всё, она вышла за меня замуж. Вот. Всё вроде бы было бы и хорошо: прописка, но прописка в общежитии. У меня ребёнок появился, и я 5 лет общежитская, конечно, — это эпопея страшная. Спать, конечно, ни ребёнок не давал, ни сами студенты, которые гудели, которым не нравился плач ребенка. Я ложился и вставал с гантелью в руках, чтобы если полезут, чтобы как-то отбиться. У нас не было горячей воды, а был общий туалет и общий раковина. Я пацана брал на руки, холодной водой подмывал и бежал в свою комнату. В общем, это было, конечно, весело. Но, тем не менее, вот так я пять лет промучился ассистентом.

Вот, а потом получил я квартиру в Петергофе. Дело наладилось. Всё, я стал нормально работать, защитил кандидатскую. Докторскую я не собирался защищать. И ни к чему бы, потому что я увлекся или меня увлекли административной работой. Стал я замдекана. Ни одного нет столько лет, пробывшего на посту замдекана. Я практически почти 20 лет. 17 и 3, там 20 лет. А замдекана тогда был, сейчас же нет у нас, у нас есть заместитель декана по воспитательной работе, председатель методкомиссии, председатель научной комиссии, а заместитель декана, каким был я, нет. А я был заместитель декана по учебной и учебно-воспитательной работе. Каждый праздник в общежитии я должен был, на 1 мая, на 1 января с 31-го, я дежурил в общежитии, чтоб там ничего не случилось. Всего доставалось, конечно. Но это было интересно, и студенты меня любили, и я в общем -то с удовольствием с ними общался. Так что вот весело было достаточно. А потом же я же…

Можем еще вернуться немного к университету. А можете сказать про учителей своих, кого вы считаете ими?

Знаешь, вот сказать, что меня кто-то персонально учил, ну скажем, дипломом у меня руководил заместитель декана факультета Виктора Анатольевича Ежова[4] Чумичев Василий[5]. Это он был у меня научный руководитель. Он не читал у меня. Понятно, я сам по себе работал, но мне помогала Бондаревская Таисия Павловна[6], она работала в Истпарте и она меня ввела в архив. И я там по истории нашей большевистской партии много чего для себя почерпнул и написал и дипломную работу защитил и потом кандидатскую диссертацию по этой же тематике. А так вот, если считать, учителями, с кого я брал пример. То это, конечно, ну, я начинаю, Владимир Васильевич Мавродин, это раз. Рудольф Фердинандович Итс[7], зав кафедры этнографии, вот мы подружились это два. Зав кафедрой истории Советского общества Овсянкин Владимир Александрович[8], нас, мы иногда сидели после застолья, всю ночь играли, скажем, в карты в очко. Есть, чего вспомнить. Конечно, Марк Николаевич Кузьмин[9]. Он работал на кафедре нового и новейшего времени, но он был секретарем партийного бюро. Бессменный. Он меня в бюро и втянул, и мы с ним проводили очень много времени. У него бывали сложные периоды. Он иногда запивал. Пил иногда по две недели, три недели. Я приходил к нему, как-то пытался, а потом он собирался: «Так, завтра иду в баню, дурь выгоняю». И потом, он мог три-четыре-пять месяцев, как огурчик работал. Конечно, преподаватель был от Бога, но и человек, конечно, был просто замечательный. А поскольку мы были в партбюро, то в партбюро мы вместе всю время проводили. Это была основная часть моей жизни. Ну, конечно, Виктор Анатольевич Ежов, это декан факультета, заведующий кафедры, на который я учился. Собственно, он меня и заставил дописать диссертацию, потому что меня стали дёргать уже в другие структуры в университете.

Первое, куда меня воткнули, это был Институт общественных профессий. Как шутили мои друзья: «ИОП твою мать». Это такая была дурь, куда я привлек. Господи, у меня работал, между прочим, Фролов Эдуард Давидович, читал там риторику. В общем, министерство сказало надо. Мне кабинет отдельный выделили в Ректорском флигеле, все. Я там несколько лет провел в этом ИОПе. Потом меня взяли первым, просто заместителем проректора по заочному вечернему обучению. Я там несколько лет проработал, тоже отдельный кабинет. Там сейчас у нас бухгалтерия. Вот. Потом меня на два сезона я работал по аккредитации и рецензированию всего университета. Нас было три человека, я, парнишка один и секретарь, который печатал на машинке. Все. И мы втроем два года получали лицензии. Ездил я в Москву, провозил туда документы, переоформляли, возвращались, переделали. Это все у меня получалось. Бывали периоды летом, когда я был исполняющим обязанности первого проректора университета. Мне говорили: «Давай иди на начальника отдела». Я говорю: «Не, я останусь на Истфаке». Я никуда не пошел, я на Истфаке так и остался

Чувствовали ли вы себя частью большой университетской семьи? Какие вообще события вы считаете ключевыми?

Понимаешь, события, они ложатся, в общем-то, на душу тогда, когда ты непосредственно в них участвуешь. А я участвовал во всём. Вот первое серьезное, очень большое мероприятие, это было 150-летие Санкт-Петербургского, да -да, Ленинградского, понятно, университета. Это же потом мы стали праздновать его 300-летие. Это было в 1968 году, это было грандиозно. И, конечно, я как человек, который был активным сам по себе, участвовал во всех. И гостей приглашали, и музыкой. И много у нас было таких подобных мероприятий, меньшего масштаба, скажем, День студента. Всегда его как-то хорошо проводили. Это всё было так. А университетское, ну скажем, самое простое — это Эстафета Васильковского. Ну как же не участвовать? Сначала бегал, потом уже как руководитель, уже болел за тех наших студентов, что бегают. То есть вот такие вещи.

А к самая эпопея – поездки в совхоз. Каждый год я в сентябре проводил практически, ну как сказать, я приезжал, скажем, на неделю, ребята картошку копали. Я был с ними. Потом уезжал, потом снова приезжал. Кому-то там было плохо, я отвозил в город, снова приезжал. Я за них отвечал. У нас была ситуация, когда погибли студенты биолого-почвенного факультета на тракторе, они на прицепе ехали, трактор перевернулся, шесть человек погибли. И тогда наш декан сказал: «Я в сентябре буду в отпуске, а ты уж пожалуйста, езжай». И я все годы, сколько я был замдеканом и сколько был колхоз до 1990-го года, я все время был. Ну, это тоже было и ответственно, и интересно. И ребят наблюдал, и видел, какие они, что с них потом вырастало.

Ну а самое главное, Мариночка, это то, что вот работал в приемной комиссии. Я много лет работал в приемной комиссии. Я был на факультете ответственным секретарем, я был в университете зам ответственного секретаря несколько лет. Я всю вот подноготную видел, я видел, как набрали ребят и как на пятом курсе они защищают дипломы, какими они становятся: взрослыми, умными, умеющими рассказать, показать свои знания. Вот ради этого стоило. Вот я бы так ответил на твой вопрос.

После того, как вы избираетесь старшим преподавателем, почему вы решили, в принципе, работать именно со студентами?

Понимаешь, это не совсем правильный вопрос. Уже то, что я стал ассистентом, я уже работал со студентами. Меня вот как оставили ассистентом на кафедре истории КПСС, сразу мне дали курс. Я читал общий курс для вечернего отделения «История партии». Я даже помню, вечером декан пришел и зав кафедры послушать, как я читаю. Смотрю, это было в лектории. Смотрю, а он заснул. И мне так обидно стало. Я тут, понимаешь, напрягаюсь как-то. Выбора работы со студентами не было. Раз ты преподаватель, ассистент. А дальше это уже цепочка: старший преподаватель.

Я, кстати…  Везде в моих биографиях пишут, что я закончил аспирантуру. Я не был в аспирантуре. Это ошибка, кто-то придумал, и так оно и пошло. На самом деле я как начал работать, и мне уже было в общем-то не до того, потому что работа полторы тысячи студентов. Я один зам декана. А некоторые деканы, в общем-то, не очень и занимались студентами. Они писали книги, они занимались научной работой, а все остальное от стипендии и до успеваемости это было на мне. И по-разному, конечно, были случаи, когда, на удивление, я получал письма от студентов и от студенток. Да, со мной делились самым сокровенным. Я даже не ожидал, что такое может быть. Ну, почему со мной? Ну, как бы… Потом меня, оказывается, папой называли. Это было мне приятно очень. Много было связано со всякого рода обидами. Вот этот преподаватель, приходилось просто разруливать, а что делать?

И я старался помогать всем. И вот я сейчас шел, наш Михаил Викторович[10], вот он может тебе сказать, он переводился, вот пришел вот ко мне, а я взял ему и все зачел, чтобы он не мучился. Я про это уже забыл, не знаю, а он мне об этом рассказывает. Вот как.

Так же, как зав кафедры источниковедения Кащенко[11] говорит:

- А Анатолий, а помнишь?

Я говорю:

- Я не помню

- Ну как же, я пришел после матмеха. Вот. Надо мол, мне там что-то перезачитывать. И мне сказал об этом другой товарищ: «Иди к Колесникову». Я пришел.

Ну, такие вещи, в общем-то, наверное, вспоминаются.

Что-то теперь ещё об учителях. Большая жизнь. А, кандидатская диссертация. Ну понятно, кандидатскую я защищал. Ну, сложно было. Почему? Потому что так вышло, что на дипломном проекте меня почти завалили. Да. Там была другая кандидатура на должность ассистента на нашей кафедре, дама была. И хотели как-нибудь меня и решили поставить неуд. Неуд не получилось, уд тоже не получилось, но хорошо поставили. А тут, понимаешь, я свою одну главу диплома отправил на конкурс. Тогда был конкурс работ студенческих по общественным наукам. Я написал свою работу, главу моей дипломной. Она получила в Москве, между прочим, диплом первой степени. Мне часы там вручили в Москве. Я приехал, Марк Николаевич Кузьмин, мой учитель говорит: «Теперь, Толя, ты повесь на кафедре вот этот диплом, чтобы не знали, кого не хотели завалить».

Хорошо, давайте тогда перейдем дальше

Давай. Что там у нас?

Что для вас эпоха застоя?

Я как такую эпоху застоя не чувствовал и не знал, не понимал. Я знал, что образование у нас бесплатное, медицина у нас бесплатная, квартиру я получил бесплатно. Кто сейчас может об этом говорить? Поэтому Брежневские времена были для меня нормальные. А вот когда они кончились, я говорю, вот мне было стипендия 30 рублей. Я еще подрабатывал, конечно, хотел. Я и ходил вагоны разгружал по ночам. Всякое было. Ну, хотелось, чтобы и приодеться после армии, у меня одни были брюки, да и те с заплаткой. Мне стыдно было так одеваться. Я ходил в форме военной. Ну, конечно, надо было все это делать. Это все дело постепенно я поправил. К пятому курсу я уже был состоявшийся человек.

А вот если говорить о периоде, уже практически с того времени, как Чернобыльская катастрофа произошла, и пошли какие-то изменения, и забунтовали студенты. А у нас студентов, которые отслужили в армии, уже и достаточно взрослых было много и которые состояли в разных организациях, разных партиях, и очень хотели, чтоб нам всем, хуже чтоб было, то им тогда будет лучше, не хотели ходить на военную кафедру, вообще ликвидировать военную кафедру приходилось, и эти вещи успокаивали. В общем, это было действительно трудно. Я уж как мог, авторитет определенный был, уважение какое-то было, поэтому многие вещи я просто сдерживал. Я даже и горжусь тем, что меня это получалось. Как бы ни было.

А вот один момент: надо отдать должное нашей ректору Людмиле Алексеевне Вербицкой.[12] Вот, когда были трудные времена, зарплату не выдавали, она добивалась того, что мы, преподаватели, ее получали регулярно. Да, она небольшая. А сейчас она большая? Она сейчас вообще никакая. Мы получали зарплату регулярно. И когда, скажем, шел большой ученый совет Вербицкая она «извините (обращается к учёному совет), это Виктор Степанович Черномырдин». Он премьером был. И выходила. Она к нему приезжала, договаривалась и финансирование шло. Деньги, конечно, были. Их, конечно, разворовывали, но куда надо они шли. И университет, вот она, именно добивалась того, что он получал финансирование нормальное.

Так что никаких, в общем-то больших сложностей в это время не было. Все, кто хотел учиться, те учились. Да, бывали трудности, скажем, при поступлении определённых категорий людей. Ну, как это неприлично говорить, скажем, была разнорядка: из крестьян столько-то, из рабочих столько-то, членов партии столько-то. Ну, была такая разнорядка. Ну, всегда же выбирались, всё равно лучшие. Не было каких-то, знаешь, вот как сейчас с ЕГЭ этим.

И, конечно, переживания по поводу вот этих изменений, конечно, были. Когда мы уже вернулись (были достаточно взрослые, у меня двое детей, двое сыновей) и шли мы голосовать за Ельцина в первый раз, значит, у меня в семье произошел раскол. Я сказал, что ни в коем случае Ельцина выбирать нельзя. Мои жена и один ребенок пошли за него голосовать. Я против, я три месяца с женой не разговаривал по этому поводу. Вот. Оказался я прав. Вот не тот это был человек. Который развалил всё так, что пришлось собирать всё по новой.

Ну, казалось бы, ну, переживание. Конечно. Идёт эта самая перестройка. Появляется такая фигура, как Жириновский. Я вам, по-моему, на лекции рассказывал, как он у меня здесь проводил встречи со студентами.

Можете еще раз рассказать?

Я еще расскажу с удовольствием. Значит, не буду говорить, кто, с одной из кафедр приходят ко мне преподаватели, и говорят: «Яковлевич, мы хотим пригласить Жириновского». Говорю: «да ради Бога здравствуй. В чем проблема-то? Мы приглашали Зюганова, приглашали там еще кого-то, Собчака. Давайте». Повесили огромные объявления вот здесь, вот на входе, на истфак. Ну, у меня срочно к ректору, Меркурьев[13], забыл, как его зовут. Он говорит: «Это что такое? Кто вам разрешил?» Я говорю: «Почему я должен спрашивать разрешение?» «Немедленно снять и закрыть все двери, иначе Вы будете отвечать персонально». Ну, ректор есть ректор. Я пришел, говорю: «Ребята, снимайте, это самое объявление». А на дверях в лектории поставил двух таких крупных азербайджанцев, борцов. Они к нам поступали, сдавали экзамены там, а к нам приходили учиться уже. Поэтому как они учились, это неважно. А то, что они были сильными, здоровыми, это точно. Я их поставил на двери, ушел себе в кабинет, сижу. Вдруг где-то уже (на три было назначено) где-то в три пятнадцать, наверное, начальник военной кафедры заходит ко мне:

- Толя, пойдем. Народ уже собрался

- Как собрался

- Так они через философский факультет все прошли, там уже сидят.

Я появляюсь там, действительно, сидят, зал забит, я стал, сесть было негде. Смотрю, ходит по сцене такой плюгавый мужичонка в сером костюмчике, и вот мне эта фраза «Мы будем мыть сапоги в Индийском океане». О, думаю, где-то я это уже слышал. Ну, в общем, он там поговорил. Я только потом понял, что, в общем, это, клоунада-то была, в общем-то, грамотно просчитана. И она, конечно, влияла на умы особенно молодежи вне всякого сомнения. Но набежали журналисты: газета «Смена», «Петербургские Ведомости», еще какие-то газеты я их и не знаю. «На каком основании вы разрешили Жириновскому выступать». И в общем заколебали меня, я даже за сердце ухватился. Ну вот, обвиняли во всех смертных грехах.

А ректор меня вызвал, говорит: «пишите заявление». Я вышел, мне Рудольф Фердинандович Итс, мой товарищ хороший старший (когда жена моя поехала с ним в экспедицию, будущая жена, она еще только невестой была, он ее охранял, никуда не пускал. Говорил: «Ты жена будешь Толи, я никуда тебя не отпущу. Вот такой был человек. Ну вот) ну вот я пришёл к нему, а он говорит: «Знаешь, ректоры приходят и уходят, ничего не пиши, и всё будет нормально». Я не стал ничего писать и ничего.

Потом заведующий кафедрой был такой (потом стал министром культуры) такой был сложный человек, и ему надо было меня убрать: «либо увольняйтесь, либо идите работать в Петродворце. Там у нас комплекс новый строится, будете там общую историю КПСС преподавать». Я пришел, Марк Николаевич, Игорь Яковлевич Фроянов[14], говорю:

- Вот меня вынуждают уходить с факультета (а там была общая другая кафедра).

Они говорят:

- Ты пообещал?

Я говорю:

-Нет

- Ну вот. Сейчас пойди (А, да, я сейчас сказал, что он говорит: «Вы знаете, вы нам так нужны… Конечно, хотелось бы, чтобы Вы остались, но это всё». Вот и на этом и сыграли). Приди, скажи, вы меня убедили в том, что раз без меня будет плохо...

Я пришёл и говорю: «Вы знаете, вы мне сказали, что я нужный человек, я решил здесь остаться». Всё. Остались они ни с чем. Так что вот такие ситуации

Ну что, миленькая, хватит?

Да.

Ну ладно.

Давайте один вопрос.

Давай, конечно.

Какой совет вы могли бы дать человеку, который планирует заниматься научной деятельностью?

Ну, во-первых, не забывать о том, что наука - это очень серьёзное дело. И просто так я сегодня поработаю, а завтра и послезавтра отдохну - ничего не получится. Это ежедневный труд, по себе знаю. Я, когда с диссертацией сидел, уже и материала много, и все, кажется, все есть, но надо все-таки чего-то еще. И вот все время, как только рыпнешься куда-нибудь, там опять новый пласт, и новый пласт. И вот в этом, если ты чувствуешь, что тебе будет интересно дальше копаться, а тут как, а тут как, все у тебя получится, поверь мне. Вот. А, во-вторых, все-таки цель надо себе ставить. Не просто вот: ну я буду заниматься там, я не знаю, кем там, может, Дзержинским или там, не знаю, Троцким. Нет. Для этого существует литература, интернет, сиди себе и занимайся, самообразовывайся. Если ты серьезно хочешь заниматься наукой и хочешь, чтобы это вылилось во что-то, во что? Либо преподавательская деятельность, либо и преподавательская, и научная в смысле публикации каких-то материалов, документов твоих статей, твоих работ. Тогда есть смысл этим всё равно заниматься. И тогда уже иметь в виду, что некоторые вещи придётся забыть: ну раз в неделю в театр сходить, сходить в кафе посидеть с девчонками. Тут будет сложнее, потому что времени обычно не хватает, поскольку у тебя в будние дни это работа в архиве или в библиотеке, не знаю, или за тем же компьютером, а в выходные надо это обработать это и написать. Поэтому, Марина, конечно, надо с этим смириться, и тогда у тебя все получится. Я знаю, я помню тебя и знаю, как ты занималась и занимаешься, и знаю, что у тебя наверняка все получится. Это я тебе говорю точно. Главное не отступать от этой цели.

Куда тебя возьмут работать? Когда ты напишешь хорошую дипломную работу, которая плавно перейдет в кандидатскую, а это не так сейчас и просто, но не так и тяжело. Можно, если ты хорошую работу напишешь, сделаем рекомендацию. Пойдешь в аспирантуру - очень хорошо, но сейчас мне понятно, какая она будет аспирантура. Я бы советовал, в любом случае, какая бы та ни была бы, во-первых, там все-таки денежку платят какую-то, и больше времени для того, просто и оснований поездить по архивам. Без архивов ты как ученый не состоишься, это точно. И чем больше архива наберешь, и впрок надо набирать, как можно больше. Все потом пригодится. И все эти тетрадочки, все выписки… А сейчас еще все проще, ты можешь просто заказать, и тебе распечатают, все это дело подшиваешь, вот это папочка у тебя по такому-то году, по такому-то, все папочки лежат, прошло время, надо статью какую -то написать уже по необходимости. Взяла папочку, у тебя архивный материал есть, все остальное посмотрела, историографию, подчистила маленечко, узнала, что там об этом писали и сделала новую научную работу. Получится у тебя. Я бы тебе вот так бы советовал и не бояться этого. Бояться не надо.

 

[1] Владимир Васильевич Мавродин (1908-1987) – советский историк, доктор исторических наук, профессор, известен в науке, прежде всего, как выдающийся исследователь Киевской Руси.

[2] Владимир Игнатьевич Легкий (1902-?) –  советский историк кандидат исторических наук, доцент, заместитель декана исторического факультета (1956-1967), специалист по истории Украины XVII в.

[3] Эдуард Давидович Фролов (1933-2018) — советский и российский историк, антиковед-эллинист. Доктор исторических наук, заведующий кафедрой истории Древней Греции и Рима (1971—2015), директор Центра антиковедения СПбГУ (с 1994 года); почётный профессор СПбГУ (2010). 

[4] Виктор Анатольевич Ежов (1929 – 2000) — советский и российский историк, профессор исторического факультета ЛГУ — СПбГУ. Исследователь рабочего класса, революционных событий в России.

[5] Василий Александрович Чумичев (1911-?) – советский историк, доктор исторических наук, профессор, специалист в области истории ВКП(б)/КПСС, аграрной политике Российской империи в конце XIX в.

[6] Таисия Павловна Бондаревская (1924-2013) - советский и российский историк, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга.

[7] Рудольф Фердинандович Итс (1928-1990) – советский историк, доктор исторических наук, профессор, в 1963-1968 гг. руководитель ленинградской группы сектора Зарубежной Азии, Австралии и Океании ИЭ АН СССР, в 1968-1990 гг. заведующий кафедрой этнографии и антропологии исторического факультета ЛГУ.

[8] Владимир Александрович Овсянкин (1909-1985) – советский историк, профессор, кандидат исторических наук, заведующий кафедрой истории советского общества (1968-1974).

[9] Марк Николаевич Кузьмин (1916-1985) – советский историк, доцент, кандидат исторических наук, специализировался на профсоюзном и коммунистическом движении во Франции.

[10] Михаил Викторович Ходяков (род. 1964) – советский и российский историк, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой Новейшей истории России.

[11] Сергей Григорьевич Кащенко (род. 1949) – советский и российский историк, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой источниковедения истории России.

[12] Людмила Алексеевна Вербицкая (1936 — 2019) — доктор филологических наук, профессор, ректор Санкт-Петербургского государственного университета (1994—2008), президент Санкт-Петербургского государственного университета (2008-2019).

[13] Станислав Петрович Меркурьев (1945-1993) – доктор физико-математических наук, член-корреспондент Академии наук СССР, академик Российской академии наук, ректор Ленинградского государственного университета (1986-1993).

[14] Игорь Яковлевич Фроянов (1936-2020) – советский и российский историк, доктор исторических наук, профессор, декан исторического факультета (1982-2001), заведующий кафедрой истории СССР/русской истории (1983-2003).